О`Санчес - Суть острова. Книга 2
Левая рука у меня не такая ударная, как правая, но зато на ней массивные часы, это чуточку утяжеляет удар… А бить приходится с обеих рук, потому что при двух повторных, со всей силы нанесенных, — если бить, скажем, только справа, — рука может крепко повредиться и утратить боеспособность, как раз в тот момент, когда этого меньше всего бы хотелось. Но удача — она такая капризная дама! Настолько бывает непредсказуемая: с левой-то я вырубил без звука, гангстерок так и шмякнулся мягкой спиной на бетонный пол, язык на сторону вывалил, а с правой — ушибить я ее ушиб, костяшки содрал об упрямую челюсть, но второй парень устоял.
— Ой! Сука!.. Ах ты, гад!.. – громко так орет, словно не понимает, что лишний шум для меня, в эти минуты-секунды… Надо было в живот его бить, а потом добивать, тихо сипящего… Конечно, я рассердился на такое вызывающее поведение, подхватил табуретку за ножку и — б-бабах ему по чану! Так этот идиот даже упасть умудрился с дополнительным шумом: попятился на середину и сшиб, в падении, мою табуретку, которая мирно стояла, никому не мешала… Та — на какую-то жесть громыхучую…
Дверь приоткрывается, именно что не распахивается настежь, а только-только, чтобы первый незнакомец-охранник, который в годах, проскользнул в образовавшуюся щель. Да быстро как-то! И дверь за ним — клац. Хорошо, думаю, и этого до кучи, благо что и табуретка в запасе есть, и пальчики целы — кожица свезена — оно не в счет… И такой кураж во мне кипит: в башке звонко, глаза — все примечают, мышцы упруги и готовы к драке, словно я полчаса в спортзале разминался… Все очень удачно для меня складывалось… Кроме финиша. Прыг я к незнакомцу, чтобы и его положить, а лег сам, с выключенным сознанием. Нет, это даже смешно! Только я рассчитал, как я его висок подцеплю на левую, а правой… Очнулся лежачим, руки за спиной — словно в смирительной рубашке. В голове по-прежнему звон, но уже совсем иного тембра. Я срочно языком водить — целы зубы! Сколько же мне может везти на этот счет? А ну-ка вздохнем — и ребрышки тоже, вроде бы… Глаза — оба открываются, но им ничего не видно, кроме угла между серой стеной и темно серым полом. И то, и другое — из некрашеного бетона.
— Очнулся? — Не вышло из меня Голема. Попробуем мирные разговоры, коли так. Надо прощупывать разные пути, что толку отчаиваться на полдороге к кладбищу?
— Угу. — Отвечаю я и с приличествующими случаю охами и вздохами пытаюсь повернуться стеной к спине, а к собеседникам лицом.
Собеседник по-прежнему один, тот незнакомец с мрачной мордой. Но теперь он вроде бы как повеселее. Нет, двое их — в дверь еще один зашел, со стулом в руках. И вышел, оставив стул, но я его вроде бы узнал по описаниям, успел рассмотреть. Энди Уорхол, или близко на него похожий чувак: невысокий, крепенький, лет тридцать пять на вид, курчавый брюнет.
— Садись на табурет, но больше не ломай. Сможешь сам сесть? — Встать-то я встал, а вот сидеть, когда руки так низко сзади спеленаты… Мужик это видит, разумеется.
— Я постою.
— Садись, смирнее будешь. Рубашку я тебе развяжу, но больше не показывай характер, нам сейчас не до потасовок. Сиди смирно — поживешь дольше.
— Насколько дольше?
— Минут на десять… Или лет на тридцать, как получится. Снимаю? — указывает рукой мне на руки.
— Снимай. — Никаких обещаний насчет дальнейших своих действий я не давал, а и дал бы — они меня бы не стреножили, эти обещания под угрозой.
— Пожалуйста, не лезь в драку, некогда нам. На тебе, для памяти. — Мужик без замаха бьет мне в солнечное сплетение и я опять теряю сознание, вероятно не надолго, потому как незнакомец дважды вслух призвал окружающих, во главе со мной, экономить время, стало быть соразмерил силу удара и его последствия. Зато очнулся я сидящим на табурете, руки освобождены. Воротник рубашки, правда, в руках у незнакомца, но без этого я бы брякнулся с табуретки. Сознание прояснилось — и он меня тотчас выпустил, а сам уселся на стул, в полутора метрах от меня.
— Ну, как? Способен сидеть, соображать?
— Да, спасибо за заботу. — Рубашка на мне порвана, галстука нет, пиджака нет. Ремень — сняли ремень. Любопытная штука с руками, опытному человеку кое-что говорящая: на мне сегодня не было браслетов, наручников, то есть. Даже когда я связанный в углу валялся, они просто рубашку вниз стащили и рукава завязали, а браслетиков — нет как нет. У блатных в последние годы считается западло — употреблять в своей практике наручники, которые суть — лягавские принадлежности, гангстера из вольнодумцев могут позволить себе отступление от этого табу — урковые никогда. Они тебе, скорее, руки отрубят, если потребуется для обеспечения безопасности. Нет, но я-то как сильно сдал за эти сытые спокойные годы: пожилой невежественный хухрик так легко меня одолел. Боже мой…
— Знаешь, в чем твоя ошибка была?
— Какая ошибка? — Я его спрашиваю, а сам действительно не врубаюсь в тему нашей с ним беседы.
— Меня Стивен зовут, если задумаешь по имени обратиться, Стивен, Стив. Ошибка в твоей системе нанесения ударов. Дерешься неграмотно.
О, как, дожил. Впору со стыда сгореть: какой-то левый чувак, не первой свежести годов, просвещает меня по теории и практике драк! Сам виноват, следовало не халявничать на тренировках, а по полной выкладке тренироваться, на дикую местность выезжать, с пробежками да финтами…
— Откуда бы мне грамоты набраться? Я обыватель, а не Ивэн Драго. — Но незнакомец, обретший имя, пропустил мою скромность мимо ушей.
— Тем не менее. Ты ведь правша? — Последний вопрос так меня удивил своей простецкой неожиданностью, что я ответил без вывертов:
— Правша.
— И вся твоя бойцовская наука на правый бок перекошена. Бить — тебе точнее справа, уступ ногой — под правый удар делаешь, боевое пространство видишь с правого фланга…
Вот тебе и ого! Этот Стивен, скоропалительно классифицированный мною в пентюхи, несмотря на то, что он меня побил, а не я его, говорит здравые вещи, весьма точные, указал на особенности, которые со времен армейской службы мне… как бы известны… да ни разу не было нужды определять их в существенные недостатки. И вот — наглядный урок с объяснениями.
— Да. Знаю за собой этот недочет. А ты со всех сторон праворукий, что ли?
— Вроде того. С реакцией у тебя неважно.
Ах ты сука, думаю! С реакцией у меня! Да я таких… Каких таких, стоп, стоп, стоп?.. Кто кого? Правильно. Послушаем его.
— Какая уж есть.
— Ай, да ты сердишься. — Стивен щерит зубы, изображая улыбку, но симпатичнее от этого не становится, взгляд у него неуютный, такое не воспитаешь, это природный дар. Хотя и мы не пряники.
— Нам говорили, что реакция — дело врожденное.
— Значит, полуправду говорили. Часть — врожденная, а некоторые компоненты ее — тренируются. Ты их плохо тренируешь. К тому же глаза распахиваешь перед ударом, мышцы у тебя маячат громко-громко — куда бить собрался. Но в целом — ты огневой паренек.
— Благодарю за лестную оценку.
— Не за что. У меня вот к тебе какой разговор: ты своего родителя хорошо знаешь?
— В каком смысле? — Я стараюсь выгадать время, чтобы понять направление и перспективы беседы.
— Я хочу с ним договориться.
— А я при чем?
— При том, что тебе бы лучше не отвечать вопросом на вопрос, а отвечать ответом на вопрос. Хочешь, еще суну в дыхло, для освежения мозгов? Давай будем серьезными людьми, никто не ждет от тебя косяков, никто не заманивает в непонятное, гадом буду. Сунуть?
— Обойдусь, раз божишься. Еще раз спроси, только поконкретнее, тогда я попробую ответить.
— Я хочу, чтобы твой отец выполнил то, о чем я… мы его просим. Насколько это реально? По силам ли ему это? И если да — как его уговорить, чтобы он согласился?
— Ему по силам. Знаю настолько точно, насколько он сам в этом уверен — а он считает, что сумеет. Это ответ на первую половину вопроса.
— Принимается. А вторая?
— Вторая — мне придется тебя переспросить кое о чем.
— Давай.
— В чем его, точнее, наш — профит? В случае согласия?
— Жить будете, ты и он, и все ваши родственники.
— Нет. Этого мало.
— Этого — мало??? Чаевых еще добавить, что ли?
— Отец не захочет под вас. Он никогда не будет вашим человеком, вашим данником.
— Не уверен. Смотря как и на каких условиях…
— Ты спросил — я ответил. Ради меня или внуков, быть может он и дрогнет, но вряд ли это повлияет на нужный вам результат в лучшую сторону.
— Мутно вещаешь. Хорошо, с другого боку: что ему предложить?
— Правду предложи. Если твоя правда ему подойдет — он согласится. Почует вранье — все засыплемся в непонятное.
— Все равно мутно. Яснее не можешь?
— Не могу. Сам не знаю. Но то что я тебе сказал — единственный рецепт. Я еще так понимаю, что из под палки на бирже много не наиграешь, там полет необходим, вдохновение.
